Газета.Ru в Telegram
Новые комментарии +

Хочу на дачу!

О летних каникулах в СССР, когда большой мир был закрыт

«Девочка, что ты хочешь: чтоб тебе оторвали голову или ехать на дачу?» – эта незабываемая цитата из фильма «Подкидыш» очень верно описывает ощущения моей юности. Ехать на дачу было обязательно по многим причинам: ребенок должен дышать воздухом (в городе пыльно и душно: ха-ха, бедные мои дедушка и бабушка, посмотрели бы они сейчас на мои подоконники); на даче нужна твоя помощь по хозяйству; там спокойно и ты сможешь подтянуть французский, вместо того чтобы носиться по городу неизвестно с кем… В общем, кто куда, а мы на дачу. Мне, естественно, туда не хотелось, куда веселей было бы остаться в Москве, где театр, кино, друзья, но выбора не предоставляли.

Мои одноклассники лето проводили тремя разными способами. Можно было поехать в пионерский лагерь (самые неудалые попадали в обычный заводской на все три смены, самые удачливые ехали в «Артек» или «Орленок», но воспоминания оттуда привозили не самые восхищенные: муштра, линейки, отряды, свободы не хватало). Были и те, кто оставался на все лето в городе, но это значило, что семья – очевидно неблагополучная. Хорошие семьи обязательно вывозили детей в свой отпуск на море. Но отпуск длился максимум три недели, поэтому на остальное лето родители все равно стремились отправить детей к бабушкам на природу. Те, у кого не было своей дачи, снимали часть чужого дома, жили с хозяевами. Но самая большая часть советских горожан первого поколения летом отправляла детей (и отправлялась сама) к родне в деревню.

В сущности, нас, поколение даже не бумеров, а их старших товарищей, можно поделить на тех, кто проводил лето на даче, и тех, кто на каникулах жил у родственников в деревне. Разница значительна. Между прочим, лето на даче весьма кинематографично: есть много советских фильмов, в которых запечатлен особо прекрасный дачный уклад. Даже перечислять не буду, сами вспомните. Дачи, образ которых существовал в советской культуре, наследовали старые дворянские усадьбы, с их высокими идеалами – семейными традициями, спортивными и интеллектуальными играми, чаепитиями, прогулками и верандами с цветными стеклышками.

В нашем дачном поселке таких дач было совсем мало, но по соседству, в театральном и журнальном кооперативах, строили и обживали именно такие. На старой и огромной даче наших соседей, куда меня приглашали поиграть с их детьми, вечерами собирались городские гости, пили коньяк, играли в преферанс, ужинали в столовой. Этот дом был построен директором большого завода по типовому проекту, разработанному для южных курортов, – с большими верандами, солярием и тенистыми, мрачными комнатами, где стояла массивная мебель в белых чехлах. Но рядом с этим довоенной еще постройки домом, окруженным садом с вазонами, кустами барбариса и беседками, стояли щитовые домики на две семьи (рядом был кооператив излечившихся алкоголиков, которым предоставлялись участки в расчете на успешную реабилитацию, но подобные дачки строили везде). За их фанерными стенками по выходным скапливались многочисленные родственники, детей выгоняли играть на улицу, в дождь там текла крыша, а в жару было душно.

Об их совсем не романтическом укладе лучше всего написала Людмила Петрушевская. Большинство дачников жили именно так: тесно, коммунально, без удобств и комфорта, зато «на природе». Ходили купаться на речку, пить молоко в деревню к знакомой козе, качались на гамаках, играли в бадминтон и пинг-понг, собирали в лесочке землянику, нанизывая ягоды на травинку. Большими компаниями собирались вечерами в правлении смотреть кино про Фантомаса и прекрасную Анжелику, маркизу ангелов. Устраивали детские спектакли и концерты.

В эти времена на дачах почти не ставили глухих заборов, и всем были видны посаженные неумелой городской рукой неприхотливые флоксы и золотые шары, хозяйки которых выходили с совками на дороги, чтобы подобрать коровьи и лошадиные лепешки – для удобрения. На полянах слышались гулкие удары ладони по мячу, там играли в волейбол на общей площадке. Дети собирались в компании и вели себя соответственно возрасту. Младшие школьники играли в прятки, купались до одури, гоняли на великах, играли в лото, старшие жгли костры, курили, пили плодово-выгодное, целовались (в мое время уже не танцевали, а моя мама вспоминала, что после войны в поселке все с ума сходили: танго, фокстрот под патефон). Изредка эти детские дачные компании доживали до почтенного возраста, но время быстро стало летучим, мобильным, и бывшие друзья разъезжались.

Дача формировала свои привычки и традиции. Старые дачные поселки строили вокруг транспортных путей – наш основали в 1912 году для служащих Северной железной дороги, например. Дач до Первой мировой построить успели не много, но уже в конце 20-х жизнь поселка возобновилась вполне, и с тех пор он только рос, подтверждая чеховское пророчество, помните: «Все города, даже самые небольшие, окружены теперь дачами. И можно сказать, дачник лет через двадцать размножится до необычайности».

Так и случилось: подмосковные дачи (кстати, ведь нет дач подленинградских, подсвердловских, то есть сами дачи есть, но слов для них не придумано – это, кстати, о централизации) окружили столицу плотным кольцом.

В моем детстве на дачу ездили на электричках, и это был особый ритуал: вечерами на станции встречать родителей, по выходным навещавших семьи с городскими гостинцами в виде калорийных булок и колбасы. В местных магазинах ассортимент был значительно проще, чем в городских. За хлебом и молоком стояли длинные долгие очереди. Молоко наливали в бидоны и дома кипятили, картошку мешками закупали у колхозников, на колхозных рынках частники торговали горохом и крыжовником. Про шашлыки мы тогда и не слышали, салатов не делали, ели простую пищу – каши да супы. Холодильников на дачах тогда не было, душ – летний, про туалет уж я молчу. Чтобы позвонить в город, ходили к телефонным автоматам, вокруг которых, в ожидании своей очереди, собирались все жители поселка, так что все про всех знали.

Дачный отдых, при всех различиях, оставался привилегированным. Когда я подросла, меня стали иногда отпускать к другой бабушке, которая жила почти в настоящей деревне. Мир там был совсем другим. Бабушка держала кроликов, уток, козу, вся эта живность обитала в сараях за домом, и там пахло сильно и странно. Мне, как гостье, бабушка уступала свою кровать в горнице, но хотелось, конечно, спать на сеновале, где стоял топчан под ситцевым пологом от комаров. Свободы в деревне было гораздо больше: мне никто не кричал, чтобы не выходила на солнце без панамки, не шлендрала босиком, и не требовал мыть на ночь ноги. Никто не ограничивал число заходов в речку, да и вообще ограничений было мало – ели когда хотели, спать ложились, когда темнело, гулять можно было где угодно, с кем угодно. С деревенскими сверстниками играли в карты, в «дурака», никаких бадминтонов там не знали, зато меня учили нырять с маской, ловить раков на фонарик, катали на лодке. Библиотек не было, книг в доме – мало, я все сразу и перечитала. Зато дети много двигались и у них был хороший тактильный опыт: они мокли, сохли, пачкались в грязи, не обращали внимания на клещей, комаров, слепней, не знали про аллергию, ели и пили все что находили, от грибов и ягод до смолы и травы, ступни были исколоты хвоей, а ноги покрыты волдырями от крапивы и ссадинами от падений. Позднее начинались танцы в клубе, драки из удальства, настоящая рыбалка и охота со взрослыми, ну и самогон. Но лето оставалось синонимом счастья.

По возвращении в город все дети снова сходились в социуме, кому какой достался. В городе появлялись другие критерии, и дачные навыки были лучше к ним адаптированы. Деревенское лето теряло свои очевидные достоинства перед морским курортом или дачным Подмосковьем. Оно оценивалось ниже.

Деревенские друзья на фоне городских предпочтений враз становились бедными, грубыми и простоватыми. Дети остро чувствуют подлинные ценности своего окружения, и то расслоение московского взрослого мира, в котором мы росли, ни о каком равенстве не сообщало.

Сегодня, читая биографии многих успешных представителей новой российской элиты, вижу, как много среди них тех, кто вырос в советской деревне. И дело не только в том, что нынешняя Россия еще проходит процесс урбанизации и на ней все еще сказывается крестьянское прошлое, но и в том, что наиболее успешные из наших деревенских сверстников получили в детстве такую сильную мотивацию для достижения, какая и не снилась выросшим на дачах. Те из них, что строят дворцы на 15 сотках, накупают роскошные автомобили и аксессуары исключительно для демонстрации своего нового статуса, компенсируют таким образом то презрительное неравенство, которое подсознательно ощущали с детства. А умение адаптироваться, выживать, драться, стоять за себя, терпеть и упираться деревенское босоногое детство воспитало в них сполна.

Автор выражает личное мнение, которое может не совпадать с позицией редакции.

Загрузка