Цивилизация
– Можно ли нарисовать типичный портрет потенциального домашнего насильника? Возраст, социальный уровень, черты характера?
– Склонность к насилию, в первую очередь, говорит об очень сильном внутреннем страхе. Абьюзерами часто вырастают дети, которые сами росли в атмосфере насилия. Может быть, их били, может быть, просто не замечали или унижали морально.
Ответить жестокому взрослому ребенок не способен, но он выращивает внутри фигуру кого-то сильного, кто может дать отпор, пусть и не настоящему обидчику.
Контроль, к которому стремятся домашние тираны – это тоже вариант власти, способ почувствовать себя могущественным, а не маленьким испуганным ребенком.
Что касается возраста или социального статуса, прямой закономерности нет. Это может быть и человек без образования, занимающийся низкооплачиваемым физическим трудом, и успешный специалист с научной степенью.
Общий культурный уровень и социальный статус могут повлиять разве что на форму насилия, да и то не всегда. Простой парень грохнет кулаком или даст пощечину, инженер или врач, скорее, использует финансовое или психологическое насилие. Кстати, неправильно думать, что насильники – только мужчины. Я работала и с парами, где жены били мужей и издевались над ними.
- А какие основные черты повышают риск стать жертвой?
Жертвами чаще становятся девочки и мальчики, телесные и психологические границы которых постоянно нарушались. Со стороны это может показаться мелочью: взрослый заходит за феном в ванную, где моется подросток со словами «да ладно, что я тут не видел» или не стучит, когда входит в комнату, решает, что ребенку носить, с кем дружить.
В итоге ребенок взрослеет с ощущением, что вот она, любовь, вот так выглядят близкие отношения. Когда он встречает что-то похожее в дальнейшей жизни, то воспринимает его как знакомое, понятное, даже родное.
К сожалению, это еще и подкрепляется стереотипом о «настоящем мужчине». Мне приходилось слышать жалобы девушки на то, что молодой человек постоянно спрашивает, куда она хочет пойти, когда ей удобнее встретиться: то есть, по сути, активно интересуется ее мнением. Но девушке кажется, что это не по-мужски, нужно, чтобы пришел, увидел, победил и решил за нее.
Еще один вариант – когда базовые потребности ребенка в близости хронически не удовлетворяются. Причиной может быть не только холодность и равнодушие матери, но и послеродовая депрессия, необходимость рано выйти на работу или что-то еще.
Но если ситуация сложится неудачно, разлука наложится на особенности характера, то может сформироваться внутренняя пустота, дыра, которую человек попытается заткнуть зависимостью или созависимыми отношениями – тем, что даст чувство эйфории, расслабления.
Например, девочка встретит мальчика, который ее оскорбит, а потом на коленях станет просить прощения. Она в этот момент ощутит себя нужной, важной, значимой – и модель закрепится.
Причем часто человек в глубине души понимает: что-то здесь неправильно, но его продолжает тянуть в опасные отношения. А абьюзер становится воплощением родительской фигуры: и отвергает, и дает близость.
– Способен ли абьюзер измениться? Как вы с этим работаете и дает ли это эффект?
– В наш фонд приходят те, кто хочет сохранить и наладить отношения, и у них часто получается. Но это необъективная статистика, это результаты людей, которые признали проблему и пошли на терапию. Те, кто уверен, что насилие – норма, что их просто «довели» и они не виноваты, не придут и, соответственно, нельзя сказать, смогли бы они измениться или нет.
Обычно мы помогаем парам выйти из созависимых отношений – а отношения агрессора и жертвы как раз к ним относятся – и начать отвечать каждому за себя, стать себе опорой, поддержкой.
– Зачем люди стараются наладить такие отношения, если можно просто уйти и построить новые?
– Психологи работают с запросами, и если у пары запрос в том, чтобы сохранить именно эти отношения, научиться договариваться мирно, мы смотрим, можно ли помочь.
Важно понимать, что проблема часто глубже, чем просто неудачный выбор конкретного партнера. Существует риск, что жертва будет снова подсознательно искать агрессора, поскольку такая модель поведения знакома и привычна. А агрессор – вновь выберет человека, чьи границы можно нарушать. С другими партнерами построить отношения они смогут лишь тогда, когда изменятся сами, научатся использовать в отношениях другие инструменты.
– А в случае, когда речь идет не о том, что партнер просто повышает голос, говорит что-то обидное или в состоянии аффекта швыряет кружку в стену, а издевается и избивает, тоже можно давать шанс?
– Если мы говорим об умышленной жестокости или садизме, опасности для жизни и здоровья женщины или детей, конечно, из отношений надо уходить, даже убегать. А агрессору обращаться не к психологу, а к психиатру, поскольку речь идет о каких-то серьезных нарушениях.
Но часто женщины просто боятся, что некуда идти, не знают, куда обратиться за помощью. Так, например, у нас оказывается помощь жертвам насилия. Женщина может или позвонить нам, или просто прийти в Фонд – безопасное место.
Кстати, бывает, что и сами агрессоры признают, что происходит что-то страшное и странное: слышатся голоса, или какие-то эпизоды просто выпадают из памяти. В этом случае необходима медикаментозная помощь.
– Есть ли какие-то звоночки, которые помогают заподозрить склонность к абьюзу?
– Нарушение границ, даже по мелочам: человек берет еду из вашей тарелки или залезает в сумку, не спросив разрешения, просит показать телефон, может прочитать почту. Еще один признак – эмоциональные качели. Сначала мужчина пишет о любви, дарит цветы, называет самой-самой, а потом пропадает на несколько дней без объяснения причины или становится грубым, замкнутым. И при этом еще делает вид, что ничего не произошло, что за истерики на пустом месте!
Или, например, женщина говорит, как влюблена, но то и дело бросает фразы, что прежний партнер в постели был лучше, зарабатывал больше, но это ничего страшного, просто вспомнилось. К звоночкам можно отнести высмеивание, обесценивание, игнорирование просьб.
– Как помочь близкому человеку, который находится в ситуации домашнего насилия?
– Очень важно, чтобы это была именно помощь, а не взятие ответственности. Решение что-то поменять человек должен принять сам, так же, как и озвучить, что ему нужно: помощь с жильем, деньги, поиск контактов психологов, юристов.
Помогающий должен, в свою очередь, понимать, на что у него есть ресурс. Если этого не сделать, то в какой-то момент можно превратиться в спасателя, а затем и в агрессора.
Например, мама всячески способствует тому, чтобы взрослая дочь ушла от мужа- абьюзера: уговаривает, вразумляет, поселяет у себя, содержит, утешает, воспитывает внуков.
А потом в какой-то момент начинает так же, как когда-то агрессор, лишать ее права распоряжаться собственной жизнью. Конечно, неосознанно, без злого умысла, но результат тот же. Туда не ходи, так не делай, с этим не встречайся – опять найдешь не пойми кого! И вообще, кто платит за няню, пока ты на свидания ходишь?
Важно, чтобы человек понял необходимость обращения к психологу. У нас до сих пор существует заблуждение, что можно просто пойти и выговориться подружке, но это не так. Психолог благодаря своим навыкам создает безоценочное принимающее пространство для взращивания взрослости. Подруга такое пространство не создаст: у нее есть какие-то свои боли, страхи, оценки.
– Иногда женщины говорят: да, со мной он ведет себя ужасно, но на сына/дочь даже голоса не повышает, он хороший отец! Действительно ли такое поведение совсем не затрагивает детей?
– Даже если детей не обижают и даже, может быть, балуют, играют с ними, занимаются, дарят подарки, бесследно абьюз в семье не проходит, у таких детей выше риск выбрать для себя роль агрессора или жертвы, ведь они наблюдали именно эту модель.
– Сколько времени по вашему опыту занимает работа с человеком, который хочет уйти из абьюзивных отношений?
– Зависит от уровня травматизации. Как правило, не меньше, чем полгода регулярных встреч раз в неделю-две и потом – наличие психологической поддержки. И в среднем где-то через два года работы человек начинает обретать себя, замечать: тут мои границы нарушили, тут со мной поступили так, как мне не нравится, и я так не хочу. А это – лучшая защита.