Цивилизация
Пьеса Леонида Зорина так живописна, что, кажется, сама себя ставит, сама группирует в мизансценах характеры XVIII века. И какие характеры! Екатерина Великая и братья Орловы — фаворит Григорий (Алексей Завьялов) и одаренный флотоводец, лошадник, кулачный боец и буйный кутила Алексей (Владимир Вдовиченков). А на втором плане — Фонвизин и интеллектуалка Воронцова-Дашкова, и юный Де Рибас, будущий устроитель Одессы. Венецианский граф Карло Гоцци мелькнет, как гость на балу. И зябкий богомольный дознаватель-кнутобой Шешковский явится в свой час.
В центре — самозванка, княжна Тараканова. Якобы дочь императрицы Елизаветы Петровны и ее тайного супруга, А. К. Разумовского. Бунтовщица пострашнее Пугачева, если в Европах, где она ведет интригу, найдутся «интересанты», готовые ее поддержать. Посему Екатерина II шлет в Италию графа Алексея Орлова с эскадрой и с тайной миссией. Влюбленная, ослепленная, в Ливорно княжна Тараканова всходит на борт русского корабля. И вот она в Петропавловской крепости, в лапах Шешковского, на полотне Флавицкого, с младенцем во чреве...
Конец ее страшен. Гете, сведущий в политике великих держав, как раз в конце 1770-х начал писать пьесу о грешной, все не верящей в предательство возлюбленного Гретхен в темнице. Бывают странные сближения: граф Орлов, спасая отечество от новой смуты и пугачевщины, попал в положение хуже фаустовского. Что, собственно, и создало сюжет исторической драмы «Царская охота».
Спектакль в первых сценах похож на красочную иллюстрацию к детской книге 1970-х (какой-нибудь блаженный «Век славы русской» с пушками, парусами, складками знамен, париками, орловскими рысаками, кутежом и покореньем Крыма). Но вот во втором акте набирает полную силу рокового казематного романса игра Анны Дубровской. Ярость, пропащее отчаяние, каленое железо стыда и убеждение в правоте преисподнего «государева дела» набирает Владимир Вдовиченков в роли Алексея Орлова. Дипломатическую двусмысленность реплик, лицемерие парадного портрета и самоанализ портрета камерного, твердость одиночества, уютное вельможное ехидство XVIII века приобретает игра Марии Ароновой (в первом акте ее Екатерина выглядит более лубочно).
И гнев оставленного фаворита Григория Орлова, которому миропомазанная эманципе предпочла не столько Потемкина, сколько интересы устроения державы, сыгран Алексеем Завьяловым. И богомольное юродство-палачество Шешковского сыграно Алексеем Пушкиным. И тайная влюбленность пьяненького пииты Кустова, похожего на храброго, пропащего воробья, в княжну Тараканову, сыграна Юрием Красковым.
Действие накалено. И это накаляет зрительный зал.
Вся сцена затянута белым шелком с воланами. Таким зачехляют окна дворцов-музеев, когда те пусты. Сперва это кажется знаком экономического класса постановки, — как и грубые бумажные розы из «Арбатской лавки» в прическе княжны Таракановой, и ее отчаянный веер оттуда же, и полная историческая произвольность нарядов многострадальной княжны.
К «домашней кухне» относятся и студенты «Щуки», на трех аккордах изображающие легендарный табор Алексея Орлова (он собрал у себя первый в России цыганский хор, отсюда и пошло жечь-говорить на два века вперед).
А к финалу спектакля думаешь: все родимые пятна школьного утренника так легко исправить. И белая, затянутая шелком «историческая перспектива» не из этого ряда. Символ-то емкий. Просветительская, увлеченно сыгранная «патриотическая трагедия» в Театре Вахтангова робко, но апеллирует все же к тонкостям истории XVIII века. И к вечным вопросам школьных российских сочинений вроде «Чувство чести у Петруши Гринева». И даже к поэзии созидания и будущего «устроения земли».
Спектакль апеллирует и к тому хмыку, гитарному перебору, жесту, обращению по отчеству, но на ты, которые ни с чем ни спутаешь. И нигде не найдешь: этого теперь и в Москве не носят. К тому, что лучше всеx определил Розанов: «Посмотришь на русского человека острым глазком... Посмотрит он на тебя острым глазком... И — все понятно. И — не надо никаких слов».
«Царская охота» учит заново этому жесту. Учит широкого зрителя и зрителя-подростка. Театр играет с залом так, как будто у нас исподволь заново возникает чувство Отечества — с его исторической анфиладой в стиле барокко.
Пусть даже это отечество числится пока по музейному ведомству.
13 ноября в 19.00
