Цивилизация
Изначально пьеса «Копенгаген» предназначалась для радио. Английский драматург Майкл Фрейн был приятно удивлен, когда его текстом, длинным, глубоко интеллектуальным, перегруженным физическими терминами и научной философией, заинтересовались британские театры. Однако после премьеры в 1998 году в Лондоне эта разговорная пьеса на троих о встрече в 1941 году в Копенгагене двух физиков-ядерщиков Нильса Бора и Вернера Гейзенберга с успехом обошла не только лондонские, но и подмостки всего мира. Заинтересовались ею и в Москве — МХАТ им. Чехова и Олег Табаков.
Однако премьера МХАТа вряд ли встанет в европейский триумфальный ряд, даже несмотря на то что Бора и Гейзенберга играют лучшие русские актеры Олег Табаков и Борис Плотников.
Майкл Фрейн запретил МХАТу им. Чехова сокращать текст даже на полслова. В результате три часа при полной статике артистов и минимуме декораций мусолится ясный сюжет о том, что работающий в фашистской Германии Гейзенберг, рискуя карьерой и жизнью, встретился в оккупированном Копенгагене со своим учителем Нильсом Бором, чтобы предупредить мировую физическую общественность о том, что Третий рейх активно работает над ядерным оружием. Олег Табаков и Борис Плотников довольно убедительно оперируют словами: нейтроны, протоны, нептуний, плутоний, циклотрон, изотопы, расщепление ядра и даже в одной сцене пытаются изобразить микропроцессы, которые происходят внутри атомного ядра. Но живее сюжет от этого нисколько не становится. Глубокий зрительский сон гарантирован.
Тем более что режиссер — один из лучших молодых постановщиков, выпускник мастерской Петра Фоменко Миндаугас Карбаускис, впервые выйдя на большую площадку, оказался очень скован в средствах сценического выражения. Виной ли этому давление драматурга, высочайший статус занятых в «Копенгагене» звезд или самого театра, неизвестно. Но на этот раз режиссура Карбаускиса, умеющего делать очень нервные насыщенные и темпераментные постановки, кажется замороженной.
Ясно, что, придумывая сценографический ход, Карбаускис отталкивался от самой первой, очень веской реплики «Копенгагена»: «Какое это имеет значение, дорогая, особенно теперь, когда нас троих уже давно нет на свете?». В соответствии с ней Карбаускис выстраивает пространство, в котором происходит действие пьесы как абсолютно неживое. Его герои появляются из-под сцены (что в театральной системе координат означает из преисподней) недвижимые, как восковые фигуры из музея мадам Тюссо. Сюжет развивается как реконструкция мемуаров. В соответствии с этим декорация представляет собой подвижную конструкцию из выстроенных в три ряда электрических табло, на которых, словно обрывки воспоминаний, возникают года, имена, слова, выражения, географические названия (художник Александр Боровский). Иногда это выглядит очень красиво и символично.
Одно слово возникает сначала на одном табло, потом перетекает на другое, третье, и так — пока не завладевает всем сценическим пространством. Но проецируемые слова не всегда оказываются важными. Так, зрителям регулярно напоминают, кто Нильс Бор, кто Гейзенберг, кто Магрет Бор (Ольга Барнет), где сад, дом или парк. Герои, в свою очередь, практически не встают с плашечек, на которых бегущей строкой пишутся их имена. Мизансцена: все сидят и много говорят — основная в Копенгагене . Можно, утомившись однообразным сюжетом, случайно задремать и, проснувшись, обнаружить, что на сцене ничего решительно не изменилось. Все также курит трубку Табаков, кутается в шаль Ольга Барнет и нервно ерзает Борис Плотников.
Расследование «Зачем Гейзенберг приехал в Копенгаген», на котором строится сюжет пьесы Фрейна, можно признать совершенно несостоявшимся. Цель пьесы — оправдать несправедливо осужденного обществом за сотрудничество с фашистами Гейзенберга. Она, несомненно, достигнута.
Но почему-то во МХАТовской постановке невиновность немецкого физика очевидна сразу, и нет никакой надобности три часа следить за логикой доказательства его человеческой и ученой честности. То ли от того, что русская публика в отличие от европейской не в курсе отношений Бора и Гейзенберга и не имеет ярких симпатий и антипатий, а Борис Плотников играет так трепетно, что заподозрить его героя в чем-либо нехорошем совершенно невозможно; то ли от того, что европейская политкорректность не дает почувствовать всю глубину конфликта между ученым из оккупированной Дании и его коллегой из фашистской Германии. Тем более что доказательство честности ученого так усыпляюще действует на зрительный зал, как ни один учебник по физике.
Короче говоря, лекция по квантовой механике на фоне этого спектакля кажется необычайно увлекательной. Сокращать пьесу надо было обязательно, а если уж автор так протестовал, то и не ставить вовсе.
«Копенгаген» играют на основной сцене МХАТа им. Чехова 25 и 26 февраля в 19.00.
