Цивилизация
Уже начинают потихоньку подводить разные итоги. Выбирают слова года, перечисляют знаковые события, анализируют выдвинувшиеся на первый план феномены. Есть свои выделившиеся явления и в сфере образования, конечно. В частности, в школе. Кажется, и словом, и феноменом года здесь стал буллинг. Никогда, наверное, об этом не говорили так много, как в этом году. И ладно бы проблема обсуждалась только с теоретических позиций. Фактического материала, увы, тоже накопилось немало.
В начале 2023 года я была встроена в школьную систему довольно крепко, даже была классным руководителем 7 класса. И я отлично помню, как с самого начала года пошла волна указивок о проведении мероприятий по профилактике школьной травли. Они сыпались буквально друг за другом. Чуть ли не каждую неделю. Провести классный час о недопустимости кибербуллинга. Организовать занятие для сплочения коллектива. Напомнить об ответственности несовершеннолетних за оскорбление сверстников. Рассказать о школьной медиации. Провести мастер-класс по конфликтологии. Организовать конкурс на тему толерантности. Все это, понятно, было следствием резонансных случаев разной степени ужаса и безумия, происходивших с детьми и подростками по всей стране.
Школа вообще «чутко» реагирует на все внешние события, особенно на громкие. Если где-то, например, один профессор расчленит студентку, то в школах тут как тут внеплановые медкомиссии с приглашенными психиатрами. А если уж где в какой ГБОУ СОШ, не дай бог, стрельба, то тут вообще по всем учреждениям сразу разошлют целый перечень мероприятий: от учений противодействия терроризму до психологических тренингов «Как помочь жертве буллинга не уйти в агрессию».
Случаев много. То пятиклассница нападает с ножом на бывшую подругу, то почти одновременно в разных школах целые классы отказываются ходить на уроки из-за какого-нибудь одного ученика, то девочка берет в руки охотничье ружье. И в каждом случае находятся те, кто объясняет произошедшее травлей. Больше того, нередко травля — первое и единственное объяснение всему. О ней сейчас вообще кричат невероятно громко по поводу и без. Кричат, как мальчик из известной притчи кричал «Волки!». Эффект, в общем, предсказуемый.
Когда начинают разбираться в громких происшествиях, то часто выясняется, что трагедии предшествовал не буллинг, а ссора (что тоже ужасно, конечно).
Или что дети пострадали из-за конфликта родителей. Или — что жертва травли сама нападала на одноклассников и кусалась из-за, простите уж, определенных ментальных проблем. Все это, безусловно, сложные явления, требующие отдельного разбирательства, вот только речь в них часто совсем не про буллинг.
Подмена понятий, в свою очередь, имеет несколько следствий. Подчас даже как будто взаимоисключающих. С одной стороны, происходит обесценивание реальной проблемы. Опять, дескать, мальчик орет без причины, как подорванный, пугает выдуманными волками — нечего и внимание обращать. С другой стороны, тема травли на волне шумихи становится, как это ни парадоксально, модной — в нее начинают играть. Причем все: и дети, и родители, и педагоги. Кто-то с кем-то не поделился конфетой — все, психологическая травма. Кто-то кого-то не лайкнул в соцсетях — неглект, лайкнул, да не так, — орбитинг! А все вместе гнусный-гнусный абьюз, ужасный-ужасный буллинг.
Тема размывается. Серьезная проблема становится поводом для иронии. А на официальном уровне все ограничивается формализмом. Но сама беда никуда не исчезает.
Травля осуществляется тихо и незаметно, но в то же время никогда не безрезультатно — всегда ей обеспечен свежий урожай загубленных душ.
Травля уродует и калечит всех: жертву, агрессора, равнодушных наблюдателей. Но и самой причиной травли уже является уродство, запущенная болезнь. И она не решается распоряжениями сверху и мастер-классами. В чем проявляется эта болезнь в современной школе? О, это целый букет недугов, к которым привели множество неверных решений.
Например, инклюзия. Она была объявлена, но так и не реализована. То есть детей теперь берут в обычные школы самых разных, а условий для них по-прежнему нет. Иногда доходит совсем до цинизма — зачем, дескать, особые условия, если «особые дети — такие же, как и все» (так и запишем в протоколе классного часа). Хотя все видят, что не такие же.
А дети по своей природе жестоки, если эту природу с ними не преодолевать, если не объяснять им, что человек — это больше, чем биология, то в лучшем случае слабых и странненьких они будут лишь сторониться, в худшем — будут активно и агрессивно их отвергать, как в какой-нибудь обезьяньей стае. Объяснять по большому счету некому: педагогам, пашущим на 1,5 ставки, «программу выдавать надо». Тьюторы, ассистенты? Нет, не видели. И не слышали даже.
Еще один школьный недуг — выгорание педагогов.
В профессии учителя очень силен человеческий фактор. А вот условия работы становятся все более бесчеловечными. Огромные нагрузки, куча бумаг. Я вот не выдержала: ушла из основного образования в дополнительное, да и там сократила нагрузку. Зарплата — слезы, зато работаю теперь без нервов и действительно в удовольствие. Увы, позволить себе такое могут немногие. У многих ипотечные платежи больше, чем моя зарплата в образовании.
Да, конечно, повышение интенсификации труда — проблема, характерная не только для сферы образования. Сейчас почти все пашут как проклятые. Вот только урон от этого не везде одинаковый. В сферах, касающихся работы с людьми, последствия могут быть непоправимыми. Замотанный, задерганный учитель, погребенный под кучей отчетов, едва ли способен откликнуться на чье-то неявное душевное неблагополучие. А когда оно станет явным, будет уже поздно.
А к чему приводит оптимизация и укрупнение школ? Говорят об удобстве и экономии ресурсов. Но каково детям в переполненных кабинетах, шумных коридорах, в столовых, очередь в которые начинается в этих самых коридорах? В спортивных залах, в которые загоняют по четыре класса и на четыре класса дают один мяч? Теснота пространства, скудость ресурсов опять приводят к конфликтам, к борьбе за место под солнцем — к агрессивному выявлению лидеров и к печальной отбраковке аутсайдеров, к нездоровой звериной иерархии.
А беспомощность служб сопровождения? Невозможно искоренить травлю в школе, если на тысячу учащихся в ней всего один социальный педагог — и тот занят оформлением льготных проездных, да еще уроки ведет, замещая болеющих предметников. Невозможно установить нормальный психологический климат в учреждении, где психолог работает по совместительству на полставки. Невозможно хоть как-то скорректировать поведение потенциальных жертв травли или потенциальных агрессоров, если про дефектологов в школе даже не слышали.
Проблем много. Наверное, все они и не могут быть решены. По крайней мере, раз и навсегда. Мир несовершенен. Скажут, что травля была и будет. Но мыслить так — значит заранее сдаться, значит позволить победить равнодушию. Проблем много, и их надо решать. Пусть результат и не гарантирован. Отпускать ситуацию точно нельзя. Не в этом случае.
Автор выражает личное мнение, которое может не совпадать с позицией редакции.