Цивилизация
Статьей Федора Лукьянова, посвященной внешнеполитическому курсу, «Газета.Ru-Комментарии» начинает публикацию серии материалов, посвященных предполагаемым коллизиям и конфликтам второго президентского срока Владимира Путина. Что ждет Россию в 2004–2008 годах? Какой она будет?
Российскую внешнюю политику ожидает крутой поворот — самый серьезный со времени «нового мышления» Михаила Горбачева.
Меняется не дипломатическая тактика (принципы отношений с конкретными державами или международными объединениями) и даже не глобальная стратегия (цель войти в сообщество развитых стран, скорее всего, будет преследоваться с удвоенной силой). Трансформируется представление о месте и образе России в мире. Ведь до сих пор считалось, что, несмотря на все сложности, зигзаги и отклонения от магистрального пути, наша страна постепенно продвигается в направлении западного, а точнее, европейского образца. Сейчас ясно, что вектор движения России, скорее, является противоположным.
Решив после переизбрания первоочередные административные дела, Владимир Путин, скорее всего, предпримет рывок на Запад — пошатнувшиеся в последние месяцы отношения с коллегами требуют косметического ремонта. Партнеры России уже услышали заявления о приверженности Кремля курсу на экономические реформы и укрепление демократии — и в программном выступлении перед доверенными лицами 14 февраля, и в первом же интервью после победы глава государства сделал все необходимые реверансы. И теперь западные столицы стоят перед серьезным выбором: сделать вид, что они принимают декларации Путина за чистую монету, или продолжить давление на Москву, добиваясь ее возвращения к традиционным демократическим формам на деле, а не на словах. Иными словами — соглашаться или нет развивать отношения с «неевропейской» Россией.
С тех пор как Горбачев запустил маховик гласности и перестройки, по умолчанию подразумевалось, что цель России — стать такой, как Европа. Подобной идеологией проникнуто и Соглашение о партнерстве и сотрудничестве (СПС) России и Европейского союза, подписанное 10 лет назад и до сих пор остающееся основой отношений Москвы и Брюсселя. И, хотя скоро стало понятно, что стороны сильно переоценили скорость и эффективность российских реформ, от самого принципа — движения к европейской модели как конечной цели преобразований — никто не отказывался.
Сегодня, на пороге второго срока Путина, очевидно: Россия развивается не в том направлении, на которое 10 лет назад рассчитывали российские и европейские либералы.
Надежды на то, что по мере внутренних преобразований Россия будет все больше походить на Европу, не оправдались. Напротив, чем более четкие контуры обретает отечественная политическая система, тем больше критики со стороны европейцев, недовольных уровнем российской демократии. И чем увереннее чувствует себя российская экономика, тем больше острых противоречий с Евросоюзом — крупнейшим торговым партнером. Объективно нарастающая взаимозависимость способствует не снижению, как предполагали, а повышению напряженности.
Россия, какой ее при поддержке значительной части населения строит Владимир Путин, не собирается интегрироваться в Европу. Она не станет делегировать свой суверенитет каким бы то ни было наднациональным органам и структурам (основной принцип ЕС). Она не сделает права человека приоритетом своей политики. Наконец, она не желает считать кого-то образцом для подражания, а если и будет искать какую-то модель, чтобы на нее ориентироваться, то уж точно не европейскую с ее непонятной Москве сложной структурой, в основе которой — бесконечные изматывающие компромиссы.
Если уж говорить о политико-экономической модели, то Россия тяготеет к тому, чтобы стать державой не с европейским, атлантическим, а с тихоокеанским менталитетом.
<3>У дальневосточных «тигров» и «драконов» мы хотели бы позаимствовать сочетание динамично развивающейся экономики с жестко управляемой политической системой, а у другой великой тихоокеанской державы — Соединенных Штатов — полную политическую самодостаточность вместе с готовностью решительно и любыми средствами отстаивать свои национальные интересы, будь то сфера безопасности или глобальная экономическая конкуренция.
Западные правительства, прежде всего опять-таки европейские, к подобной смене вех не готовы. Обострение в последние месяцы отношений России и Евросоюза, которым с трудом удается договориться по техническим вопросам и практически вовсе не удается по вопросам принципиальным, отражает именно этот концептуальный кризис. Европе уже ясно, что ТАКАЯ Россия никуда интегрироваться не может, не хочет и не будет. Но каркас отношений остается прежним, что провоцирует новые конфликты. Ведь в рамках прежней матрицы ЕС просто обязан требовать от Москвы выполнения ее интеграционных обязательств. Но вместо обещаний исправиться в ответ все громче звучат совершенно иные высказывания.
«Неевропейская» Россия — это новая ситуация и для нее самой, и для ее западных партнеров. От России она требует очень взвешенной и точной внешней политики (поскольку Москва, как «чуждый» политический режим, будет находиться под постоянным подозрением) и — главное — реальных реформ, которые повысили бы привлекательность российской экономики.
Если в интеграционной атлантической модели можно было ссылаться на «процесс», идущий в верном направлении, то в модели тихоокеанской нужен исключительно результат.
Выгодные инвестиции, дивиденды от быстрого экономического роста, могучий производственный потенциал — вот что отодвигает на задний план вопросы уровня демократии, соблюдения прав человека и степени многопартийности. Но замедление темпов развития, неэффективность немедленно ведут к потере реального интереса.
И если Россия, отказавшись от перспективы интеграции в Европу, не справится с экономическими реформами, а риск этого по понятным причинам весьма велик, то тихоокеанская модель окажется для нас лишь промежуточной фазой на пути к третьей из возможных моделей — африканской. А эта модель, как показывает опыт многих государств, является уже окончательной и бесповоротной.
Автор — главный редактор журнала «Россия в глобальной политике», специально для «Газеты.Ru-Комментарии»
