Цивилизация
В подмосковных Мытищах вернули в русло закона персонажа английской считалки обжору Робина-Бобина. С картонной куклой провели профилактическую беседу местные полицейские.
Робин-Бобин заинтересовал власти после того, как на детском мастер-классе в центре города кукла под управлением Тима Ильясова открыла рот и сообщила детям, что съела теленка утром рано, двух овечек и барана, съела целиком корову, и телегу, и дугу, и метлу, и кочергу, наконец, попа поела, да прихожанами церкви закусила. Ильясову позвонили из местной администрации и указали на то, что поведение Робина-Бобина выходит за рамки допустимого, он нарушил несколько статей уголовного кодекса Российской Федерации.
Картонной кукле запретили есть священнослужителей, верующих и вообще просили умерить аппетит. Теперь на каждом мастер-классе самым внимательным слушателем стал сотрудник полиции.
Я был на этом мастер-классе и наблюдал, как полицейский шевелит губами, повторяя все сказанное игрушкой. Я представил себе оперативный отчет, который он напишет вечером.
«Наружное аудиовизуальное наблюдение за Робином-Бобином (в дальнейшем — объект «Лохматый») показало, что проведена работа над собой. «Лохматый» уже чтит Уголовный кодекс. Он перестал публично употреблять на ужин священнослужителей с прихожанами. Полагаю, изделие ознакомилось с федеральным законом №136-ФЗ от 29 июня 2013 года «Об оскорблении чувств верующих», на что мл. лейтенант полиции Кошук указал гофрированному картону в ходе профилактической беседы от 18 августа с.г.
Следует учитывать, однако, что при внешнем раскаянии «Лохматый» может вести двойную игру. Оперативное изучение геометрии пространства показало, что в северо-западном направлении находилось картонное изделие «Кукла Мойдодыр». Что именно связывает великана с говорящим умывальником, установить не удалось. Прошу выделить оперативных сотрудников, установить круглосуточное наружное наблюдение над умывальником, «Лохматым» и вести негласную работу в местах скопления инвентаря для уборки улиц».
Мне сложно что-то добавить к отчету полицейского. Разве что предположить самый худший вариант — Робин-Бобин продолжит есть скот, вывезенный из США, Японии или стран ЕС.
Легко догадаться, что в таком случае Госдума на внеочередном заседании лишит Робина-Бобина всех государственных наград, певец Иосиф Кобзон отправит его петь для шахтеров, писатель Александр Проханов в «Известиях» напишет, что «кровь крупного рогатого скота на руках негодяя», а Эдуард Лимонов назовет его «немолодым, седым дурнем». Это все может произойти, если Робин-Бобин не угомонится.
Все, что картонной дурилке остается делать в Мытищах, — это громко зачитывать полицейским первые строки: «Робин-Бобин / Кое-как / Подкрепился / Натощак» без дальнейших пояснений — как, кем или чем подкрепился он кое-как.
Кстати, и «кое-как» желательно из текста вымарать, потому что это подрывает возвращение фермеров на отечественные рынки.
Неживые сегодня выглядят гораздо живее всех живых.
Утомившись сажать последних под домашний и не очень арест, российская власть начала войну с неодушевленными предметами, неорганикой, со всеми этими чемоданами на Красной площади, кусками говорящего мытищинского картона, высоковольтными вышками, звездами на сталинских высотках.
В неживых объектах сохранилась какая-то твердость характера. Они за редким исключением не меняют онтологических свойств. Остановившиеся часы дважды в день показывают точное время, и это раздражает правящую элиту.
Если на режиссера Сокурова достаточно фыркнуть со Старой площади, чтобы он начал извиняться перед генералом Бризжаловым, которому обчихал лысину, то с высоковольтной вышкой разговора на повышенных тонах не получится. В Москве уже начали останавливать людей в желтых кепках и голубых кедах, очумевших маляров тащат в полицию за то, что в их ведрах желтая и голубая краска, Репин уже не так безупречен, особенно настораживает его картина «Запорожцы», где желто-голубой представлен довольно щедро.
А какая мать купит сейчас ходунки Capella BG-0601? Или плюшевого желто-голубого Ферби? И кто вообще этот Ферби? Есть ли на него оперативная разработка? Где, с кем, при каких обстоятельствах вступал в контакт? Что он делает в стране, где листья желтые не знают, как будут осенью над городом кружиться?
И правда, как?
С каким упоением притащим мы в Басманный суд линию электропередачи, спектакль о детских подушках, книги Туве Янссон, чемодан, радугу, жовтую сухую листву и блакитное небо!
Проще всего сказать, что нас всех ждут в психиатрической клинике. Сложнее посмотреть правде в глаза: все койки там уж заняты Робин-Бобинами, говорящими умывальниками и ушастыми Ферби.
Мест, в общем-то, нет.
