Маркса на стол

Один из выдающихся интерпретаторов Маркса (если не самый выдающийся) Эвальд Ильенков покончил с собой, проткнув себе горло ножом 21 марта 1979 года. Судя по всему, и по той причине, что интерпретировать Маркса неортодоксальным образом ему много лет не давало официозное философское начальство: на конференции не отпускали, тексты не печатали. Карлу Марксу, родившемуся 195 лет назад, 5 мая 1818 года, вообще не везло на интерпретации, и особенно практические: под знаменем марксизма шагали и Сталин, и красные кхмеры.

«Бог умер, Маркс умер, да и я себя чувствую неважно» — это все, к чему пришли западные интеллектуалы к концу 1960-х. «Маркса на стол, бутылку под стол» — это все, к чему пришли интеллектуалы советские к середине 1980-х.

Во время мирового кризиса конца нулевых резко возросли продажи «Капитала» Маркса: массовый «одномерный» (Г. Маркузе) человек решил, что он найдет в трех томах лекарство от кризиса, чем-то напоминающее практическое наставление по технике секса или самолечению гербалайфом. Массовый «одномерный» человек был разочарован: произведение оказалось сложным, запутанным, написанным архаичным языком. Недаром разбор «Капитала» считался лучшей тренировкой ума для студентов-политэкономов и студентов-философов (восхождение от абстрактного к конкретному — не путать с «чисто конкретным») в советское время. Собственно, как говорил мне академик Револьд Энтов, «Капитал» и был единственным собственно научным произведением во всей советской политэкономии. До сих пор помню тоскливый взгляд аспиранта, ведшего у нас, студентов-юристов, семинар по «Капиталу»: он никак не мог получить обратной связи от аудитории — никто из будущих мастеров оптимизации налоговых схем ничего не мог понять в таинственной кривой марксовой прямой…

Обращение к подлинному Марксу считалось формой диссидентства. Очистить аутентичный марксизм от марксизма-ленинизма — это была серьезная мотивация. Чистого Маркса искали в «Экономическо-философских рукописях 1844 года» (кстати, опубликованных по-русски раньше, чем в оригинале), находя там крамолу об отчуждении труда, которая прекрасным образом накладывалась на советскую действительность: «Внешний характер труда проявляется для рабочего в том, что этот труд принадлежит не ему, а другому, и сам он в процессе труда принадлежит не себе, а другому».

Логично, что фаната и мастера своего дела, основателя и первого директора Института Маркса и Энгельса, первого публикатора «Экономическо-философских рукописей» Давида Рязанова (Гольдендаха) те, кто «диалектику учили не по Гегелю», уже в 1931-м в первый раз арестовали, а потом на всякий случай расстреляли в 1938-м…

Тот же блистательный Ильенков доказывал в запрещенной к публикации работе «Маркс и западный мир», что марксизм — продукт западноевропейской цивилизации. Надо ж было такое написать в 1965 году, да еще по заказу дирекции Института философии АН: «…граница между «Западом» и «Востоком» проходит вовсе не по Эльбе и не по Берлинской стене. Она лежит гораздо глубже: трещина проходит через самое сердце всей современной культуры, вовсе не совпадая с географическими рубежами и политическими границами современного мира».

Маркса чистили, чистили, чистили (иногда вместе с Лениным) и дочистились до капитализма, до чистой марксовой идеи о том, что буржуазия способствует движению от варварства к цивилизации. Буржуазия «в высокой степени увеличила численность городского населения по сравнению с сельским и вырвала таким образом значительную часть населения из идиотизма деревенской жизни».

Сегодня, не погружаясь в давно засыпанные культурными слоями нюансы различий между франкфуртской школой, Альтюссером, Гароди, Сартром, Ильенковым и т. д.,

можно читать Маркса как ученого, придумавшего, например, теорию формаций, которую все критикуют и, тем не менее, продолжают использовать — хотя бы потому, что никто не отменял социализм и капитализм. А можно читать как непревзойденного публициста и памфлетиста — тот же «Коммунистический манифест», написанный в горячке под дедлайн, или «18 брюмера Луи Бонапарта».

При этом примериваясь марксовым пером к реалиями сегодняшней России, к нынешнему Бонапарту. Вот про социальную базу Путина 2.0: «Бонапарту хотелось бы играть роль патриархального благодетеля всех классов. Но он не может дать ни одному классу, не отбирая у другого». А вот про такие земные и в то же время небесные основы путинской идеологии и практики: «Другая «наполеоновская идея» — это господство попов как орудия правительства… поп уже превращается в миропомазанную ищейку земной полиции». А вот про основу основ режима, православный чекизм: «Бесстыдно-примитивное господство меча и рясы».

Кстати, аккурат к 200-летию Карла Маркса заканчивается правление Владимира Путина. С чем мы придем к славному юбилею? Сбудутся ли некоторые пророчества мудреца из Трира, проведшего полжизни в Британской библиотеке и вряд ли одобрившего бы движения и лидеров, носившихся под знаменами с его изображением? Особенно те из пророчеств, которые принято называть «теорией революции»? Тем более что незадолго до 200-летия нам предстоит отметить еще одну дату — 100-летие Великой Октябрьской. Про которую Василий Розанов сказал: «Русь слиняла в два дня. Самое большее в три».

Что же, Маркса на стол?