Цивилизация
Гарантий безопасности человечество лишилось уже в ХХ веке, вместе с верой в светлое будущее. Мечты о грядущем рае на земле, к которому мы придем с помощью техники и справедливого социального устройства, сменились страшными антиутопиями, рисующими будущее в самых ужасных красках. Научные теории, предрекающие катастрофы самого разного толка – от техногенных до социальных, – получили широкое распространение. Иногда кажется, что людям даже нравится щекотать себе нервы картинами глобального конца света, ведь на самом деле большинство в целом стало жить лучше – еды, тепла, безопасности и досуга стало больше, чем прежде. Но вот чего точно стало слишком много – так это информации, с которой мы сталкиваемся постоянно и которая увеличивает наш опыт. Теперь количество причин для страха у нас выросло многократно: не только наш личный опыт, но и опыт всего человечества обогащает наше сознание, и это нас пугает.
Страх – базовая эмоция, важная для самосохранения, и хотя считается психологами неприятной, именно страх обеспечивает человеческому роду развитие. Пытаясь избавиться от страха, человек начинает мыслить.
Еще античный поэт и философ Лукреций в поэме «О природе вещей» указал путь спасения для человека, угнетенного страхом смерти. По его мнению, раз бессмертия не существует, то не должно быть и страха: «Пока мы живы – нет смерти; пришла смерть – нет нас». Но не все так просто, между жизнью и смертью много разных стадий. Даже обычное экономическое неблагополучие человек рассматривает как «преддверие смерти», лишающее спокойствия. Побеждает страх, по Лукрецию, только разум: «Если же мысли у них и слова бы их были разумны, стал бы свободен их ум от великой заботы и страха». А древнегреческий гуру Платон сформулировал так: «Страх – душевное потрясение, вызванное ожиданием беды», что в принципе близко мысли Лукреция: преодолеть страх можно только поняв, что мы больше боимся фантомов нашего воображения, чем чего-то реального.
Именно поэтому всякого рода изображения катастроф настолько притягательны и в то же время тяжелы – наше воображение переживает эти события как реальность, но все же мы понимаем, что остаемся в безопасности. Наш пульс не учащается, сосуды не сужаются, адреналин если и вырабатывается, то понемногу, не угнетая иммунную функцию и не поднимая кровяного давления. Однако след в нас остается – след страха, возможность повторения события уже наяву, а ведь ожидание пугающего события может вызвать такую же реакцию, как и само переживание; это является нашим эволюционным преимуществом, безусловно, но это и истощает. Ведь страх, вызванный реальной причиной, – кратковременен, в то время как жизнь в постоянном ожидании беды грозит реальным ослаблением всего организма.
Как быть, если жизнь заставляет страшиться будущего, если настоящее пугает, если мысль о бедах, грозящих близким, не дает спать по ночам?
Эволюция, заложившая в нас механизм страха, рассчитывала на простые, незамысловатые рефлексы. Грозный звук, рычание зверя, шаги врага, включали инстинкт самосохранения, запускали реакцию мозга, провоцировали выброс гормонов, которые мобилизовали силы, увеличивая способность человека к сопротивлению или бегству. Бей или беги – вот та реакция, которая следовала за переживанием страха. И те, кто имел страх, были лучше подготовлены к выживанию.
Но первобытный период кончился, а страх остался. И сегодня страх вызывают не реальные сиюминутные угрозы, а те, что мы считаем реальными в своем сознании. А они множатся на фоне глобального мира, пугая и загружая наш организм. Человек, который испытывает постоянный страх перед какой-то угрозой, даже вполне химерической, реально запускает в своем теле химическую реакцию, изменение мозговой архитектуры. Поэтому великий механизм эволюции в обычной жизни, где нам ничего не угрожает, скорее обременителен.
Впрочем, и бесстрашие опасно. Бесстрашный человек и сегодня может легко попасть под автомобиль или выпасть из окна – у него нет чувства самосохранения, делающего нас осторожными. Страх заставляет нас проявлять бдительность, избегать опасности или готовиться к ней. Но вечно готовым к опасности тоже быть нельзя.
Когда человеку постоянно угрожает реальная опасность – например, на войне – нервы его всегда напряжены и организм постоянно работает на полных оборотах. Этим военный синдром и опасен – современная война не дает выхода рождающейся от выброса адреналина агрессии, солдат не бежит с мечом или ружьем на врага, зачастую даже не видит его, но все время чувствует его присутствие, сильную опасность, возможность смерти от издалека прилетевшего снаряда. Он тратит силы, постоянно испытывая напряжение, которое потом, в мирной жизни, оборачивается нервным расстройством. Поэтому солдаты, вернувшиеся с нынешних войн, так часто оказываются не способными к нормальной жизни.
В обычной мирной жизни реальные причины для страха встречаются гораздо реже, чем на войне, но мы заменили их на воображаемые, переживая которые тоже тратим огромный запас энергии. Френсис Бэкон поговаривал, что страх помогает нам сохранять жизнь, но замечал, что пустые страхи, которым особенно подвержены люди, склонные к суеверию, усиливаются в тяжелые смутные времена. Суеверие – по Бэкону – и есть страх панический, то есть переживание не реальной, существующей в данный момент опасности, а чего-то пока не угрожающего, но предъявленного в воображении, «страх невидимых вещей». Недостаток знания и понимания ситуации порождает иллюзорные представления, которые усиливаются под влиянием невежества. Именно поэтому, считали философы, главное средство борьбы с воображаемыми страхами – знание.
Человек, переживающий страх, чаще всего подразумевает вероятность возможного неблагополучия, но действует на основе этого прогноза (часто недостаточно достоверного или преувеличенного). То есть впадает в стресс, испытывает ощущение подавленности (замри), или ужаса (беги), или агрессии (бей).
Сегодня времена смутные, страхи множатся, есть среди них реальные, но больше – воображаемых, а это значит, что единственным способом борьбы со страхом будет не дыхательная гимнастика, таблетки или медитация, а простой анализ, доверие к фактам и умение отделять тревожное ожидание от физической угрозы. Не надо отвергать страх, стесняться его, преодолевать силой воли. Воля – вообще ресурс ограниченный; ее, конечно, можно тренировать, но постоянно использовать не стоит, тем более, что подавляя негативные эмоции (страх), мы одновременно подавляем и позитивные, поскольку сфера человеческих эмоций – цельная и работает на все разом. Человек должен не подавлять страх, а управлять им.
Но разум услужливо представляет нам картины будущего, одну за другой и одну хуже другой. Но мы можем задуматься над тем, зачем мы, заглядывая в будущее, готовимся к худшему? Можем ли мы подготовиться к этому худшему? Если да, то это имеет смысл. Тогда мы должны начать совершать действия и таким образом отключить страх, сказав ему спасибо. Если же наше будущее не зависит от нас, то не лучше было бы перестать думать о плохом, а заняться чем-то более полезным? В любом случае, не растратив силы на бессмысленные переживания, мы будем лучше подготовлены к невзгодам, когда и если они придут.
Страх смерти является экзистенциальным переживанием и присущ всему роду, но в этом и лекарство: человеку куда легче в обществе себе подобных. Сегодня наши страхи усиливаются уединением, мы чувствуем себя одинокими, и это нас делает более уязвимыми. «Уже один страх перед новизной, перед тем, с чем мы еще не освоились, заставляет нас искать опору в себе подобных. Как только человек попадает в общество себе подобных, он чувствует себя более сильным, верит, что находится в большей безопасности, и считает свои жизненные силы, если можно так сказать, удвоенными», – заметил еще Гоббс.
Страх нужно не подавлять, а осмыслять и рационализировать, понимая, что испугаться – нормально и даже полезно, но постоянно находиться внутри страха – неэффективно и разрушительно.
Следующая степень негативной программы – отчаяние, состояние, в котором человек испытывает бессилие, вызванное осознанием того, что все для него ценное и важное разрушено. Но если человек все же не в депрессии (а депрессия – это болезнь), есть шанс преодолеть и отчаяние.
Бессильны мы перед многим – государством, недугом, природой, чужим отношением, насилием. Мы бы хотели, но не можем поменять ситуацию, не можем с ней справиться, ее переделать. Но если мы не можем изменить мир, мы можем изменить себя, считал Виктор Франкл, основоположник учения о смысле. Франкл полагал, что если мы больше не можем изменить ситуацию, если мы не свободны, то у нас всегда остается свобода нашей позиции. Наше достоинство. Ценность нашей личности – и это работает, особенно если рядом с нами есть другие. Сознание человеческого достоинства помогает избавиться от страха и отчаяния, проверено Франклом, прошедшим немецкие концлагеря.
ХХ век нас пугал, но именно в ХХ веке впервые родилась мысль о глобальной безопасности, которую человеку может гарантировать юридическая и правовая система взаимных договоров. В этом благородном намерении крылся подвох. Человек как будто сложил с себя личную ответственность за свою свободу – дескать, пусть отвечает человечество, есть же организации, пусть они и работают, а я заживу своей частной жизнью. Безопасной и комфортной в первом приближении, но очень тревожной на уровне ощущений. Но не получилось. Государства и мир ничего нам не гарантируют, дело в нас самих, только личные усилия спасут нашу психику и даже сделают нас сильней.
Автор выражает личное мнение, которое может не совпадать с позицией редакции.