Сказка про (пост) советского идиота

19 августа. Трудно в этот день думать на какую-то другую тему. По крайней мере для человека моего поколения. Четверть века без одного года. В следующем году будет повод отмечать. Но вряд ли кто-то станет это делать, особенно на государственном уровне.

ГКЧП, которое так легко было побеждено тогда, сегодня торжествует практически по всем направлениям.

Да, пожалуй, те старики: Янаев, Крючков, Павлов, Язов, Лукьянов, Пуго — в чем-то были даже либеральнее. Между прочим, обещали народу раздать по 15 соток земли. Теперь же, как в годы волюнтаризма Хрущева и еще раньше, во время коллективизации, правительство собирается заняться учетом домашней скотины. Ей-богу, узнав об этой инициативе, подумал: не дойдет ли у товарищей до очередного голода. В первый раз за 24 года испугался.

Тогда, в 91-м, с продуктами было, конечно, еще хуже, чем сейчас. Так что про сыр не думал никто. Сыр в последний раз видели двумя годами раньше, во время первого съезда народных депутатов. Российский и пошехонский. Камамбер же не всегда наблюдался даже в столовой на Грановского — номенклатурном спецраспределителе категории «А». Ну как, скажите, объяснить, что это такое, моим студентам-магистрантам 91-го года рождения и тем более бакалаврам, родившимся в августе 98-го? Да чего объяснять — быть может, скоро сами все узнают.

А тогда Москва стояла в полуразрухе, в вечном недоделанном ремонте, с гигантскими морями на дорогах после летних ливней. Как, в общем, и сейчас. Но Кутузовский проспект и Рублевка смотрелись вполне лощено, особенно если гнать с хорошей скоростью. В те годы был свой шик — не цифры, а буквы на номере машины. МОС в конце номера «Волги» означали ведомственную принадлежность к кремлевскому гаражу, разумеется с приставкой «спец».

Утром 19 августа эти «Волги» выехали по расписанию. Как и автобусы, забиравшие рядовых сотрудников центрального госаппарата из поселков ведомственных домов и с госдач, преимущественно на западе и юго-западе от центра Москвы.

Мало кто из пассажиров и водителей был тогда готов назвать точные сроки конца системы. Впрочем, еще вопрос, был ли это конец. И он звучит вполне риторически, особенно теперь.

В августе 91-го у ГКЧП, как известно, практически не нашлось сторонников. В том числе и потому, что представители высшей советской номенклатуры (не будем здесь употреблять ставшее уже в те годы модным слово «элита») даже не задумывались над такими мелочами, как народная поддержка. К концу своей недолгой в масштабах мира истории большевики вконец утратили навыки борьбы за массы. То ли дело сегодняшние 86 процентов!

Народа для них не существовало — пожалуй, это тогда задевало больше всего. Руководители ключевых государственных ведомств приняли и опубликовали в центральных газетах важные, как они считали, нормативные документы, в которых провозглашали себя единственной верховной властью в стране. И дальше все должно было произойти само собой. Примерно как при отстранении Хрущева в 1964-м.

Произошло, однако, совсем другое. Страна, десятилетиями державшаяся на жесточайшем насилии, в ответ на бюрократические декларации потерявших связь с реальностью беззубых старцев даже не распалась — расползлась. Не только Прибалтика и Грузия. Украина приняла декларацию о независимости как раз 24 августа 1991 года, т.е. сразу же после демарша ГКЧП. Да и Россия не спешила сохранять Союз. Окраины империи пылали все сильнее, и никто не хотел этого пожара в своих границах.

Против ГКЧП выступили те, кто называл себя «демократами». Почему я пишу это слово в кавычках? Как минимум потому, что о демократии эти люди, наши, подчеркну, советские люди, знали в лучшем случае из советских же учебников. То есть в лучшем случае понимали ее как диктатуру широких бедневших слоев общества. Даром что первоначальным демократическим лозунгом во времена перестройки стала борьба с привилегиями номенклатуры.

О демократии, основанной на соблюдении закона, эти люди попросту не были осведомлены. Аристотеля, который подобную форму демократии считал самой наихудшей, как и других авторов до Маркса и Ленина, в СССР хоть и издавали, но в подлиннике на самом деле не читал, видимо, никто.

«Демократами», таким образом, назывались совершенно особые люди. Во-первых, все они были за Ельцина. Во-вторых, их мечтой было много сортов колбасы, и вообще, «чтобы все, как на Западе», особенно в магазинах. В-третьих, они были за свободный въезд и выезд. Хотя, если есть свободный выезд, въезд уже не особенно и нужен. Это хорошо понимал мой старый школьный друг, урвавший джинсы «на вырост» после двухчасовой драки в тогдашнем «Детском мире» и благополучно отбывший в них в сторону Монреаля.

Кто мог и как мог бежал из страны автомата Калашникова. И это было самое реалистичное, что до сих пор способен придумать советский человек.

Ельцин, еда и отмена выездных виз — собственно, этим демократическая повестка для тогдашнего большинства и ограничивалась.

Нет, конечно, в Союзе было несколько человек, кто знал, что демократические ценности представляют собой нечто большее. Но довольно скоро власти — новые, «демократические» — успешно высмеяли этих идеалистов как «демшизу».

Народ же всегда знал, чего хочет. Как и вышедшая из глубин этого народа новая постсоветская «элита». Надо отдать должное: мечта эта сбылась по полной. Особенно в первые 15 лет правления нынешнего президента России. Как в старом анекдоте про Леонида Ильича и рабочего-ударника: «Квартира, машина, дача, 400 рублей». Последнее с поправкой на инфляцию.

А ведь эти люди вполне серьезно рассуждали о сделке по обмену свободы на материальное благополучие. И даже совершили обмен. Наши советские люди и не на такое способны! То, что свобода — основа любого материального благополучия, а без свободы вряд ли вообще на что либо можно рассчитывать, так об этом же в учебнике по истмату ничего не написано.

Так и вышла сказка про (пост) советского идиота, обменявшего право дышать на место в кремлевской стене.

Потому-то четверть века спустя никто не будет праздновать победу над ГКЧП. Дай Бог, чтобы памятник Дзержинскому на Лубянке не восстановили! Что и кто может сейчас от этого остановить? Разве что сам Бог, благо теперь в него истово уверовали и бывшие коммунисты, и чекисты, которые, как известно, бывшими не бывают.

«На смену первоначальному энтузиазму и надеждам пришли безверие, апатия и отчаяние» — это из обращения ГКЧП к советскому народу. Но разве не таков печальный итог без малого четверти столетия? Для кого-то это итог и всей жизни. Будем все же надеяться, что не итог истории страны.