Цивилизация
Герой-странник с мешком на голове и связкой ключей в руках мнется перед дверью, которая торчит посреди пустыни. Дверь символизирует навязанную извне норму, ключи – до одури надоевшие общественные ритуалы. Эти образы вытащены из той же копилки, в которой хранятся растекшиеся часы Сальвадора Дали – ускользающее, деконструированное время. Выстроенное на нехитрой метафоре видео Мусая Гайворонского рассказывает о том, как личный выбор становится патологией, а жизнь – топтанием перед несуществующей преградой.
Больше всего выставка в «Гараже» напоминает медицинскую карту.
Почти каждый представленный здесь художник третирует исторические ссадины: то вскрывает раны покрупнее, то расковыривает едва заметные болячки. «Без названия... (местные из неотсюда)» – это рассказ о конце истории, о мире после демонтажа, написанный в жанре постапокалипсиса. Его пишут художники, которые родились в Чечне, Дагестане, Грузии и Азербайджане до развала СССР. Здесь есть и 55-летний Баби Бадалов – радикал и открытый гей, сбежавший из Азербайджана во Францию, и 23-летний Аслан Гайсумов, который был номинирован на Премию Кандинского в 2012 году как молодой художник.
Список недугов, которыми Кавказ переболел за последние сто лет, судя по выставке, укладывается в один абзац.
Депортация чеченцев, войны 1990-х, язык, ни с того ни с сего переставший быть родным, культурное бродяжничество – это темы, требующие серьезного осмысления (а не реакции здесь и сейчас), монументальных форм и снижающего болевой порог многословия. Однако почти все работы, которые показывают в «Гараже», лишены подкожного слоя контекстов и терапевтических интонаций. Они не заперты в традиционные формы и чуть-чуть незавершенны, как черновик еще не написанной книги.
Для того чтобы эта книга в будущем не превратилась в эффектный, но скучный фильм-катастрофу, художники вынуждены менять сюжеты.
Вместо религии они говорят об искусстве, как Нино Сехниашвили, которая цветными карандашами рисует иконы на деревянных огрызках, чтобы вычесть из образа сакральное содержание.
Или помещают текст на месте фотографии, как Мгер Азатян, саботирующий снимок рыночного прилавка, кладезя изобилия, комментарием «Чем мне заниматься, если эта жизнь станет лучше?». Рвущие душу истории войн подменяют семейным альбомом, как Аслан Гайсумов, который снял видеопортрет своей бабушки, пережившей высылку чеченцев в Казахстан и Среднюю Азию в феврале 1944 года.
Ужас, исторические обиды и чувство вины, сцены зверства и насилия предполагают тон врачевателя пороков, подогретую гуманистическим пафосом документальность – все то, что давно стало обыденным, как глиняные черепки в краеведческом музее.
Образцом, с помощью которого можно без истерик, надрыва и слюнных брызг рассказать о войне, становится человек сам по себе – не герой, не тип и не из ряда вон выходящая личность. Чаще всего сам автор. Или на худой конец национальные мифы, обрастающие в новом контексте свежими интерпретациями, как в случае с вырезанными из дерева носами Таус Махачевой. Для горцев утрата носа была равноценна потере мужества. Для нас нос, ведущий самостоятельное существование, с легкой руки Гоголя превратился в символ могучей русской бюрократии.
Иногда, правда, свежий взгляд оборачивается равнодушной фиксацией потока жизни, которая вскрывает разве что желание художника самоустраниться. Так называемые «Истории на обочине» – еще один представленный в «Гараже» видеопроект Мусая Гайворонского – это жанр, который не предполагает ни рефлексии автора, ни анализа, ни даже героя:
нет разницы, старуха ли торгует букетами из искусственных цветов у дороги или бомж мирно потягивает кока-колу, развалившись на лестнице у магазина.
Тем не менее все истории, рассказанные на выставке, вырастают из частного опыта и личной неволи, а не из этнографической дичи. Баби Бадалов, например, зовет себя жертвой языка. За годы эмиграции он растерял способность говорить на родном и не выучил толком ни один чужой язык. Чтобы отомстить своему обидчику, он расщепляет тексты и превращает в комья визуальных острот. Его коллажи из обрывков газет, проездных билетов на метро, рукописных замет на плохом английском и прочей нелепицы представляют собой единый разросшийся текст, который насмехается над читателем. Этим трэш-письменам мир не способен противопоставить ничего ясного. Слово здесь никогда не будет равно своему значению.
Формат выставки с подзаголовком «Местные из неотсюда» намекает на интервенцию, высадку культурного десанта «понаехавших», щедро демонстрирующих национальные изыски. Но на поверку она оказывается кратким и емким повествованием о маленьких людях в большом мире и только потом – историей о комплексе жертвы, поисках идентичности и восточных коврах.
