Цивилизация
Однажды при дворе одного короля появляется некая странная, молчаливая до немоты девушка по имени Ивонна. Она вовсе не принцесса — таковой ее сделает Принц (Михаил Тройник), когда шутки ради захочет жениться на ней. Сама шутка затянется, от решения вначале придут в ужас, а потом справятся с ним Король (Александр Феклистов) и Королева (Агриппина Стеклова) — не без помощи Камергера (Сергей Епишев). Справятся так, что мало не покажется никому, а до того подвергнут несчастную разного рода исследованиям, обследованиям и издевательствам.
Автор «Ивонны...» — классик польской драматургии Витольд Гомбрович написал эту пьесу-притчу, больше напоминающую антиутопию, в 1938 году.
То есть за год до собственной эвакуации с оккупированной немцами родины — видимо, смутно уловил какие-то важные носившиеся в тревожном польском воздухе предвестья.
Однако — и именно это свойство делает ее настоящей классикой — за свою долгую жизнь пьеса успела быть поставленной самыми разными режиссерами по всей Европе и срезонировать с самыми разными контекстами. Во вполне особый контекст поместил ее и польский режиссер, прибывший ставить своего прославленного соотечественника с русскими артистами и немало в этом преуспевший.
Его «Ивонна» не просто история про то, как злой и скучный двор (читай — мир) сначала мучает, а потом убивает любого чудака, попавшего в его жизненный ареал. Король, Королева и их Камергер не просто мечтают расправиться с Ивонной — они с каким-то сладострастным удовольствием подпускают ее поближе, чтобы подвергнуть разного рода исследованиям и манипуляциям, которые выполняют с какой-то фашистской, иезуитской добросовестностью. На разного рода исследования откликается пространственная и звуковая среда: видеомаппинг на задник стены реагирует на те или иные измерения и изменения, а в определенные моменты начинает работать терменвокс — инструмент, реагирующий высотой звука на изменения электромагнитной среды.
Для тех, кто не понял режиссерское послание, Яжина в буквальном смысле разжевывает его с помощью обращений прямо с установленных в зале экранов для титров:
Большой Брат следит за нами, зная, на какие сайты и с каких сайтов мы зашли, чем мы интересуемся и что ищем. А еще мы следим за собой сами, думая и просчитывая каждый свой поступок, цензурируя и хватая себя за руки на каждом шагу.
Причем не столько из страха политического преследования, сколько их практичного нежелания говорить и делать что-либо конфликтное и неудобное и желания устроиться в жизни получше и покомфортнее.
Гжегожа Яжину польская и российская критика называет лидером современного польского режиссерского поколения — заодно с Кшиштофом Варликовским и их старшим современником Кристианом Люпой. Яжина уже приезжал в Россию — семь лет назад он показывал на фестивале «Польский театр в Москве» спектакль «Теоремат» по сценарию Пьера Паоло Пазолини. Перед нынешним спектаклем Театр наций провел нужную и важную работу вместе с Польским культурным центром — в своем «Новом пространстве» на Страстном, 12 показал на видео несколько спектаклей Яжины, поставленных им в театре TR Warszawa, которым режиссер руководит; показы сопровождались лекциями и встречами.
Среди прочих были показаны и «Мученики» по пьесе Мариуса фон Майенбурга, сюжет которых знаком российскому зрителю »(М)ученика» Кирилла Серебренникова, ставшего хитом «Гоголь-центра», а затем и основой для его последнего кинофильма; московский зритель имел возможность сравнить два подхода к одной истории подступающего мракобесия.
У новой постановки Яжины есть родство с другим спектаклем Серебренникова — «Кафкой» по пьесе Валерия Печейкина, — и не только в силу того, что у обоих заглавных героев почти все время действия в буквальном смысле отнято право голоса, сама история изощренной расправы над беспокоящей инаковостью в «Ивонне...» выглядит совершенно кафкианской.
Как выглядит таковым некогда общее смыслов поле двух исторически тянущихся друг к другу держав — родины Станиславского и родины Гомбровича, в которых театральные системы всегда были более развитыми, чем системы политические. Сейчас в обоих цинизм и иезуитство активно выступают рука об руку с ханжеством и мракобесием и уже спускаются с верхних этажей в область отношений между людьми и народами. Передавая свое послание открытым текстом, всеми остальными способами поляк Яжина и российские актеры оставляют зрителю открытым поле для других интерпретаций. И зритель в этой в определенном смысле архетипичной версии «Ивонны...» может увидеть глубоко личную или даже семейную историю. Или, наоборот, сугубо социальную: как
две страны и две культуры становятся друг для друга именно такими Ивоннами — Россия для Польши и Польша для России, — на становящемся все более пасмурном политическом фоне отменяются совместные проекты, сворачивается культурное сотрудничество.
Театр наций в свое время создавался как в том числе площадка для совместных обменных проектов, в том числе международных, и в этом смысле его новая премьера — едва ли не самое совершенное исполнение данной миссии.
